Елена Алдашева о том, зачем три актёра «Мастерской Фоменко» исполняют песни Бреля «в роли самих себя»

В «Мастерской Фоменко» появился «Мой Брель»: актёр и режиссёр театра Юрий Титов вместе с двумя артистами «в роли самих себя» и дюжиной музыкантов сочинил «спектакль-концерт», вдохновлённый Жаком Брелем.

Вообще-то этот сторителлинг с песнями, очень человечный, в лучшем смысле трогательный и как бы незамысловатый, имеет все шансы стать репертуарным хитом (и вполне того заслуживает). Сложно сказать, правы ли его создатели в том, что сам Жак Брель оказывается сегодня для многих terra incognita или просто неизвестным именем (для театрального сообщества, конечно, это не так). Но даже если правы, то и ценителей достаточно, чтобы герой привлёк внимание сам по себе. В общем, наверное, в рекламе «Мой Брель» не нуждается — душевный разговор и почти актёрские байки, великая (разве нет?) музыка в живом исполнении, драгоценная возможность поздним вечером на час с лишним выпасть из мрачной реальности, получив жизнеутверждающую «витаминку»…

Так, да не так. «Мой Брель» Юрия Титова, Юрия Буторина и Николая Орловского — конечно, «витаминка». Но не анестезия и отнюдь не способ эскапизма. Во-первых, потому, что фигура Бреля и его песни исключают анестезию: они все — про боль, из боли, от бескожного ощущения реальности, которая жжётся, даже если никто (ещё) не раздул мировой пожар. А Брель, как говорит в спектакле Юрий Буторин, — это ещё и «внутреннее горение», художническое и артистическое бесстрашное самосожжение (самоотдача, самообнажение), которое кажется неповторимым: годы существования на сцене — в профессии — не приближают не только к этому уровню, но и к пониманию, как такое возможно. А это и есть «во-вторых» — одна из двух главных тем, обсуждаемых участниками. Все трое — актёры «Мастерской», но ещё (в разной мере) музыканты, режиссёры, разноплановые художники с интересными судьбами. Эпизодами своих биографий — первым знакомством с музыкой Бреля — они поделятся во время спектакля, но по-настоящему расскажут о себе почти так же мало, как о заглавном герое. «Мой Брель» — это значит: личное, индивидуальное, но не исповедальное. А ещё — лишь один из возможных ракурсов и интерпретация. Вот и сами участники спектакля, одетые в безупречно-стильные чёрные костюмы, рассуждая о Бреле-артисте, Бреле-художнике, творце и чудотворце, остаются актёрами и, стало быть, лицедеями, «образами». Потому всё же «в роли самих себя». Истории, «основанные на реальных событиях», так по-гоголевски обрастают остроумными деталями, что окончательно превращаются в автофикшн, где правда неотличима от вымысла, желаемое — от действительного. Как в одном из спектаклей «Мастерской»: «Люди не настоящие, но истории-то настоящие». Но настоящие здесь как раз люди — просто они не равны тем «амплуа» и «маскам», которые примеряют на время действия: разновозрастные недотёпы и даже неудачники, отчаянные лирики и шутники. Самое подлинное и не «игровое» проступит в их исполнении песен — хотя и оно сочинено и срежиссировано, но индивидуально и… честно. Юрий Титов как будто «снимает» пластику знаменитых «длинных рук» Бреля — но на самом деле просто присваивает её как средство выразительности. Юрий Буторин перенимает сочетание вызова и растерянности, энергию движения вперёд наперекор страху. Николай Орловский, существующий в «текстовой» части спектакля на грани гротеска, в песнях отразит порыв незримо-печальной души сквозь нескладно-неидеальную оболочку. Это всё немножко Брель, но это совсем другие голоса — с собственным высказыванием.

Герою тоже будет предоставлено слово — процитируют несколько отрывков из интервью, и выбор показателен. Брель здесь «говорит» о творчестве, о возрасте и о любви. О том же думают, рассуждают и, специально не формулируя, играют «Моего Бреля» участники спектакля. Титов не был бы собой, если бы сделал щемяще-пронзительную, надрывно-лирическую постановку в чистом виде — во всех его режиссёрских работах, включая детские спектакли (например, вполне must see «Маленький принц» в Театре имени Образцова), присутствует ирония. Пусть улыбка печальна, но без неё смотреть на мир вокруг и особенно на себя невозможно, по Титову. Год назад вышел его авторский киноальманах «Десять фильмов-коротышек» — в чём-то странный и очень индивидуальный юмор объединял сюжеты про нелепых и невезучих героев в поисках любви и надежды в хаотичном мире, и заканчивалась картина почти оптимистической историей именно о музыке, в буквальном смысле перекрашивающей реальность в новые цвета. «Одной любви музыка уступает, / Но и любовь мелодия», — говорят на той же Новой сцене «Мастерской» в спектакле Петра Фоменко, и это — «в-третьих». Неслучайно в историях всех троих участников упоминаются жёны (а ещё девушки и разномастные романтические истории, но это смотря по выбранному «амплуа»). Брель — он ведь не только про боль. Он про равенство и даже синонимичность любви, музыки и боли. Про то, что открыть сердце, «разомкнуть уши» навстречу грубому, жестокому или даже легкомысленному миру, — единственный путь, на котором игра стоит свеч. Единственный способ быть «живым и только». Единственный шанс не забыть, но примириться с угловатым несовершенством материальной оболочки, преодолеть его. И — кроме прочего — сделать так, чтобы покидающий мужчину в сорок лет, по слову Бреля, внутренний ребёнок, быть может, оставил что-то или кого-то взамен себя.

…Кто такой Брель, как и было обещано, не знающие так и не узнают к концу спектакля. А вот что такое Брель — покажут трое актёров, давая свой ответ сегодняшнему дню. Если ты артист — ты вправе быть закрытым и молчащим в кулисах своей жизни. Но даже если не боишься сцены до тошноты, как Брель, выходя на неё, ты принимаешь на себя огромную ответственность. И поразительное право слова, в пределе — право на чудо, на изменение чужой жизни. Им нельзя пренебрегать. И пусть стихи растут из сора, песни из впечатлений, а спектакли — из осколков прошедших лет, все они, прежде всего, вырастают из тебя, из «Брелева огня» или маленького огонька в глубине человека. А если ты не артист, то всё равно можешь поделиться главным с теми, кто идёт вслед за тобой. И спектакль, начавшийся с азартно-легкомысленной истории Титова про то, что «девушка, может быть, не навсегда, а вот проигрыватель — это на всю жизнь», заканчивается его же негромким рассказом о том, как в четыре утра, укачивая ребёнка, напеваешь Бреля. Руки актёра, весь спектакль бывшие почти главными героями, складываются у сердца, баюкая невидимого младенца, и песню-колыбельную тихо подхватывают все остальные. Включая её автора.

Источник: «Театр.»