Съемки для своих
Галина Тюнина о работе в отпуске, стойком Учителе и о том, как она в кадре кусала за руку Алексея Германа
11 ноября в прокат выходит фильм Сергея Осипьяна «Портрет незнакомца» – сентиментальная производственная мелодрама, действие которой происходит в 1974 году в Москве. Характеры были взяты из одноименного рассказа Бориса Вахтина, а все роли в фильме сыграли артисты театра «Мастерская П. Н. Фоменко».
Неудачливый актер Олег (Юрий Буторин) лишается работы. Случайно он знакомится с автором великой книги о войне «Соленая земля» Львом Николаевым (Кирилл Пирогов), пребывающим в затяжном творческом кризисе. «Мы несерьезно и весело снимали такую серьезную и даже грустную историю», – говорит Галина Тюнина, сыгравшая в фильме актрису Татьяну Пересветову.
Татьяна Николаевна проживает в фильме целую жизнь из комической героини, всезнающего парторга, превращается в ранимую женщину с мятущейся душой. Разве так бывает?
Когда за внешними проявлениями скрываются совсем другие качества человека? Так и есть. Человеческая природа не меняется. Тогда люди считали, что живут в счастливую эпоху победившего социализма. В то же время в каждом был свой надлом, особенно у творческой интеллигенции, искавшей возможность соединить эту счастливую жизнь с внутренним пониманием, чего именно не хватает. Это было время тоски по совершенству. Система уперлась в ощущение безысходности. Оставались вопросы, которые люди задавать могли только сами себе или друзьям на кухне. Их душевное беспокойство есть в этой картине.
Наверное, за это ощущение отвечает персонаж Кирилла Пирогова. Писатель, прошедший войну. Как и многие в то время. Они были гордые, ранимые, самостоятельные. Поколение, выкованное бедами и страданиями страны. Казалось бы, люди, прокаленные железом, – и в то же время такая внутренняя нежность у каждого. Кто-то скажет, что я преувеличиваю, но так оно и было.
Сейчас время усредненности. Не имей высоких мыслей или устремлений, но и не падай ниже определенного уровня. А они не боялись падать и разбиваться и в то же время не боялись дотянуться до каких-то вещей. Они что-то понимали про невидимые победы и явные падения. Красивые были люди, одухотворенные, думали выше, хотя жили хуже, проще.
Режиссер посвятил этот фильм нашим родителям.
Да. Фильм про то прекрасное время, когда были молоды наши мамы и папы, а мы были маленькими. Отсветы, отзвуки, музыка детства. Каждый из нас причастен к тому поколению – корни наши все там. И это не может не трогать. Не ностальгия по советской эпохе, а ностальгия по тому, как хорошо мы плохо жили, говоря словами Бориса Рыжего.
Наверное, обращенность в то время и давала очень живую и радостную атмосферу на съемках. Всем было легко. Как будто мы играли в детство. Я уверена, это кино будет своего рода единственным. Оно не в тренде сегодняшнего кинематографа. Оно по-хорошему архаично.
Сергей Осипьян шутит, что его могли бы показать по советскому телевидению. Но подчеркивает, что это не ретро.
Я с ним соглашусь. В этом фильме нет стилизации, но есть попытка ощутить время через людей, характеры и отношения – через человеческую составляющую. Хотя художник Сергей Гудилин очень постарался сохранить атмосферу времени.
Насколько я понимаю, в основе истории вашей героини – судьба Тонино Гуэрры и его русской жены Лоры.
Это намек на ту историю. В нашем исполнении она вряд ли получилась явной (Иван Поповски в фильме играет итальянского режиссера, влюбившегося в Татьяну Николаевну. Прим. ред.). Хотя кто знает то время, наверное, найдет отголоски, будет вспоминать. А кто-то и не поймет, что это было кем-то прожито.
В нашем фильме есть актерские портреты. Старшее поколение Мастерской Фоменко. И все последующие поколения-выпуски ГИТИСа: курс Полины Агуреевой и Томаса Моцкуса, поколение Жени Цыганова, Олега Ниряна, Наташи Курдюбовой. Вплоть до тех, кто пришел вчера или позавчера. И никому не верилось, что такое возможно.
С одной стороны, абсолютно анекдотическая история: для съемок актеров надо освободить от репертуара. Наш директор Андрей Воробьев сказал режиссеру: «Сними всех, всех тебе сразу и отдам». В итоге работали в свой отпуск, потому что никакого другого времени в сезон найти было невозможно. И никто не пожалел. Хорошая мысль – снять в кино людей из одного театра, проживших вместе много лет. Ощущение компании дает режиссеру большие возможности. Конечно, это должен быть свой режиссер, который любит эту компанию и видит ее в определенной атмосфере, настроении.
А почему самого директора нет в фильме?
Было очень трудно его оторвать от его дел директорских, но Сережа ухитрился: Андрей изображен на афише «Дни Театра Фоменко в Берлине», которая в фильме висит в редакции ВВС в Германии. Это была шутка для своих.
Как работалось с Сергеем Осипьяном?
Он – человек тонкий, интеллигентный, ни при каких творческих условиях не теряющий самообладания, присутствия духа и владеющий собой, что для режиссера редкое качество. Сережа ни разу не повысил голос на площадке. Вокруг него сохранялась атмосфера спокойного радостного труда. И даже когда в Италии, куда мы летели снимать жару, нас вместо этого встретили туман и дождь, он не запаниковал, не стал спорить с богом кино: «Пусть так, поехали обратно. Потом сделаем». Это Сережу очень сильно определяет как человека и как режиссера.
Кино – это мозаичное искусство. Наверное, поэтому режиссеры и не любят, когда артисты приходят с требованием целостности. Да и артисты в кино не могут за это отвечать, хотя им так было бы спокойнее. Тут можно рассчитывать только на абсолютное доверие к режиссеру. И Сережа это доверие заслужил.
А Рената Литвинова, у которой вы снимались в «Северном ветре»?
У нее история складывается, сочиняется и досочиняется постоянно. Уже во время съемок Рената могла повести историю в нужную ей сторону, увидеть актера или актрису и тут же придумать роль, начать ее сочинять, развивать. Однажды вызвали на съемку: прислали текст, где не было для меня ни одной реплики. Я несколько раз переспросила: «Уверены, что я нужна?» Мне сказали: «Да-да-да». Оказалось, что Рената про меня забыла, и во время репетиции досочинился текст.
Когда режиссер работает, опираясь на командное усилие, мне интересно. Я вообще человек команды. Фильм посвящен Кире Муратовой, и в этом посвящении можно проследить взаимосвязь этих двух женщин-режиссеров.
В чем вы созвучны с Алексеем Ефимовичем Учителем, у которого много снимались?
Он привел меня за руку в игровое кино. «Мания Жизели» – моя первая роль в кино и его первый игровой фильм. Первый съемочный день запомнила на всю жизнь. Мы с Женей Сидихиным на красивой машине ехали по мосту – снимали сцену нашего разговора. Там был оператор, и Леша сказал: «Можно, я тоже с вами поеду?» Машина проезжает, разворачивается, на полном ходу дверь распахивается, и режиссер Учитель со своей камерой вылетает из машины. Гробовая тишина. Кто-то вскрикнул, машина остановилась. Я смотрю на открытую дверь и думаю: «Мой первый съемочный день, режиссер погиб». Это в секунду все пронеслось в моей голове. В следующий момент Алексей Ефимович, отряхивая штаны, залез, кряхтя, в машину и сказал: «Поехали». И я сразу поняла, что с режиссёром мне повезло. И повезло с партнерами.
Знакомство с Андреем Сергеевичем Смирновым очень обогатило меня – сколько разговоров мы вели о театре, кино и людях его эпохи. Дуня Смирнова – первая моя сценаристка, она писала роль в «Дневнике его жены» для меня. За что я ей по сей день благодарна.
Таня Москвина – очень серьезный кинокритик, драматург. Я помню, как мы снимались без перерыва сутки. И Таня с утра, снимая грим, сказала: «Я больше ни одного плохого слова не напишу про артистов, потому что я вообще не понимаю, как они в таких условиях еще что-то умудряются сыграть».
И безусловно, Алексей Юрьевич Герман. В одной сцене в «Мании Жизели» я кусала его за руку. А он между дублями мне нашептывал: «Ты кусай, кусай сильнее, не бойся». Я до сих пор помню его крепкую жилистую руку и как я впивалась в нее зубами и восхищалась его самоотдачей. А потом уже мы сидели и разговаривали несколько часов: Алексей Юрьевич рассказывал невероятные истории из жизни, со съемок. Мы смеялись, а он с такой непосредственностью наслаждался нашим смехом и продолжал веселить. И это меня поразило: его фильмы звучат совершенно по-другому. Он был режиссером трагического ощущения жизни. Но та нежность и то его отношение к человеку, которое тогда чувствовали с ним мы, сохранялись в этом кино.
Сейчас вы где-нибудь снимаетесь?
Не хочется говорить, что время сейчас бедовое. Я думаю, это время перехода. Оно всегда связано с изменениями. Кажется, что все рушится, исчезает, а на самом деле это переход на другой виток. Я верю, что должны прийти новые гении и озарить, огнем обжечь. А гений – это всегда внутренняя свобода. Он нарушает правила и порой даже извиняется за то, что не знал о них. И чаще всего гении приходят командой. Один поддерживает другого, они следят друг за другом. Так было в театре поколения Петра Наумовича Фоменко – они двигали театр все вместе. Поэтому к молодым надо очень внимательно относиться. Должно зародиться что-то необычное, любознательное, пытливое. Конечно, для того, чтобы нарушить законы, их надо знать, и для этого надо учиться и уважать обучение. Изучить и сказать: «Не нужны мне ваши законы, которые я и так прекрасно знаю». А когда отрицают то, чего не знают, это не свобода, это хаос.
Сергей Осипьян: «Мы не хотели делать ретро, украшать фильм елочными шарами и красными флагами. Наши герои, живущие в 1976 году, погружены в свой маленький внутренний мир, как и мы сейчас. Границы на замке это мы тоже ощутили. Так что не вижу больших отличий от нас сегодняшних. Мода тоже классная, очень красиво все смотрятся в костюмах 1970-х».
Галина Тюнина: «Наша профессия практическая, она не даётся один раз при рождении. И в ней нет боевых заслуг. Ты силён настолько, насколько сегодня силён. Всегда есть риск, что это больше никогда не повторится. И ты даже не знаешь, на какие клавиши нажимать»
Неудачливый актер Олег (Юрий Буторин) лишается работы. Случайно он знакомится с автором великой книги о войне «Соленая земля» Львом Николаевым (Кирилл Пирогов), пребывающим в затяжном творческом кризисе. «Мы несерьезно и весело снимали такую серьезную и даже грустную историю», – говорит Галина Тюнина, сыгравшая в фильме актрису Татьяну Пересветову.
Татьяна Николаевна проживает в фильме целую жизнь из комической героини, всезнающего парторга, превращается в ранимую женщину с мятущейся душой. Разве так бывает?
Когда за внешними проявлениями скрываются совсем другие качества человека? Так и есть. Человеческая природа не меняется. Тогда люди считали, что живут в счастливую эпоху победившего социализма. В то же время в каждом был свой надлом, особенно у творческой интеллигенции, искавшей возможность соединить эту счастливую жизнь с внутренним пониманием, чего именно не хватает. Это было время тоски по совершенству. Система уперлась в ощущение безысходности. Оставались вопросы, которые люди задавать могли только сами себе или друзьям на кухне. Их душевное беспокойство есть в этой картине.
Наверное, за это ощущение отвечает персонаж Кирилла Пирогова. Писатель, прошедший войну. Как и многие в то время. Они были гордые, ранимые, самостоятельные. Поколение, выкованное бедами и страданиями страны. Казалось бы, люди, прокаленные железом, – и в то же время такая внутренняя нежность у каждого. Кто-то скажет, что я преувеличиваю, но так оно и было.
Сейчас время усредненности. Не имей высоких мыслей или устремлений, но и не падай ниже определенного уровня. А они не боялись падать и разбиваться и в то же время не боялись дотянуться до каких-то вещей. Они что-то понимали про невидимые победы и явные падения. Красивые были люди, одухотворенные, думали выше, хотя жили хуже, проще.
Режиссер посвятил этот фильм нашим родителям.
Да. Фильм про то прекрасное время, когда были молоды наши мамы и папы, а мы были маленькими. Отсветы, отзвуки, музыка детства. Каждый из нас причастен к тому поколению – корни наши все там. И это не может не трогать. Не ностальгия по советской эпохе, а ностальгия по тому, как хорошо мы плохо жили, говоря словами Бориса Рыжего.
Наверное, обращенность в то время и давала очень живую и радостную атмосферу на съемках. Всем было легко. Как будто мы играли в детство. Я уверена, это кино будет своего рода единственным. Оно не в тренде сегодняшнего кинематографа. Оно по-хорошему архаично.
Сергей Осипьян шутит, что его могли бы показать по советскому телевидению. Но подчеркивает, что это не ретро.
Я с ним соглашусь. В этом фильме нет стилизации, но есть попытка ощутить время через людей, характеры и отношения – через человеческую составляющую. Хотя художник Сергей Гудилин очень постарался сохранить атмосферу времени.
Насколько я понимаю, в основе истории вашей героини – судьба Тонино Гуэрры и его русской жены Лоры.
Это намек на ту историю. В нашем исполнении она вряд ли получилась явной (Иван Поповски в фильме играет итальянского режиссера, влюбившегося в Татьяну Николаевну. Прим. ред.). Хотя кто знает то время, наверное, найдет отголоски, будет вспоминать. А кто-то и не поймет, что это было кем-то прожито.
В нашем фильме есть актерские портреты. Старшее поколение Мастерской Фоменко. И все последующие поколения-выпуски ГИТИСа: курс Полины Агуреевой и Томаса Моцкуса, поколение Жени Цыганова, Олега Ниряна, Наташи Курдюбовой. Вплоть до тех, кто пришел вчера или позавчера. И никому не верилось, что такое возможно.
С одной стороны, абсолютно анекдотическая история: для съемок актеров надо освободить от репертуара. Наш директор Андрей Воробьев сказал режиссеру: «Сними всех, всех тебе сразу и отдам». В итоге работали в свой отпуск, потому что никакого другого времени в сезон найти было невозможно. И никто не пожалел. Хорошая мысль – снять в кино людей из одного театра, проживших вместе много лет. Ощущение компании дает режиссеру большие возможности. Конечно, это должен быть свой режиссер, который любит эту компанию и видит ее в определенной атмосфере, настроении.
А почему самого директора нет в фильме?
Было очень трудно его оторвать от его дел директорских, но Сережа ухитрился: Андрей изображен на афише «Дни Театра Фоменко в Берлине», которая в фильме висит в редакции ВВС в Германии. Это была шутка для своих.
Как работалось с Сергеем Осипьяном?
Он – человек тонкий, интеллигентный, ни при каких творческих условиях не теряющий самообладания, присутствия духа и владеющий собой, что для режиссера редкое качество. Сережа ни разу не повысил голос на площадке. Вокруг него сохранялась атмосфера спокойного радостного труда. И даже когда в Италии, куда мы летели снимать жару, нас вместо этого встретили туман и дождь, он не запаниковал, не стал спорить с богом кино: «Пусть так, поехали обратно. Потом сделаем». Это Сережу очень сильно определяет как человека и как режиссера.
Кино – это мозаичное искусство. Наверное, поэтому режиссеры и не любят, когда артисты приходят с требованием целостности. Да и артисты в кино не могут за это отвечать, хотя им так было бы спокойнее. Тут можно рассчитывать только на абсолютное доверие к режиссеру. И Сережа это доверие заслужил.
А Рената Литвинова, у которой вы снимались в «Северном ветре»?
У нее история складывается, сочиняется и досочиняется постоянно. Уже во время съемок Рената могла повести историю в нужную ей сторону, увидеть актера или актрису и тут же придумать роль, начать ее сочинять, развивать. Однажды вызвали на съемку: прислали текст, где не было для меня ни одной реплики. Я несколько раз переспросила: «Уверены, что я нужна?» Мне сказали: «Да-да-да». Оказалось, что Рената про меня забыла, и во время репетиции досочинился текст.
Когда режиссер работает, опираясь на командное усилие, мне интересно. Я вообще человек команды. Фильм посвящен Кире Муратовой, и в этом посвящении можно проследить взаимосвязь этих двух женщин-режиссеров.
В чем вы созвучны с Алексеем Ефимовичем Учителем, у которого много снимались?
Он привел меня за руку в игровое кино. «Мания Жизели» – моя первая роль в кино и его первый игровой фильм. Первый съемочный день запомнила на всю жизнь. Мы с Женей Сидихиным на красивой машине ехали по мосту – снимали сцену нашего разговора. Там был оператор, и Леша сказал: «Можно, я тоже с вами поеду?» Машина проезжает, разворачивается, на полном ходу дверь распахивается, и режиссер Учитель со своей камерой вылетает из машины. Гробовая тишина. Кто-то вскрикнул, машина остановилась. Я смотрю на открытую дверь и думаю: «Мой первый съемочный день, режиссер погиб». Это в секунду все пронеслось в моей голове. В следующий момент Алексей Ефимович, отряхивая штаны, залез, кряхтя, в машину и сказал: «Поехали». И я сразу поняла, что с режиссёром мне повезло. И повезло с партнерами.
Знакомство с Андреем Сергеевичем Смирновым очень обогатило меня – сколько разговоров мы вели о театре, кино и людях его эпохи. Дуня Смирнова – первая моя сценаристка, она писала роль в «Дневнике его жены» для меня. За что я ей по сей день благодарна.
Таня Москвина – очень серьезный кинокритик, драматург. Я помню, как мы снимались без перерыва сутки. И Таня с утра, снимая грим, сказала: «Я больше ни одного плохого слова не напишу про артистов, потому что я вообще не понимаю, как они в таких условиях еще что-то умудряются сыграть».
И безусловно, Алексей Юрьевич Герман. В одной сцене в «Мании Жизели» я кусала его за руку. А он между дублями мне нашептывал: «Ты кусай, кусай сильнее, не бойся». Я до сих пор помню его крепкую жилистую руку и как я впивалась в нее зубами и восхищалась его самоотдачей. А потом уже мы сидели и разговаривали несколько часов: Алексей Юрьевич рассказывал невероятные истории из жизни, со съемок. Мы смеялись, а он с такой непосредственностью наслаждался нашим смехом и продолжал веселить. И это меня поразило: его фильмы звучат совершенно по-другому. Он был режиссером трагического ощущения жизни. Но та нежность и то его отношение к человеку, которое тогда чувствовали с ним мы, сохранялись в этом кино.
Сейчас вы где-нибудь снимаетесь?
Не хочется говорить, что время сейчас бедовое. Я думаю, это время перехода. Оно всегда связано с изменениями. Кажется, что все рушится, исчезает, а на самом деле это переход на другой виток. Я верю, что должны прийти новые гении и озарить, огнем обжечь. А гений – это всегда внутренняя свобода. Он нарушает правила и порой даже извиняется за то, что не знал о них. И чаще всего гении приходят командой. Один поддерживает другого, они следят друг за другом. Так было в театре поколения Петра Наумовича Фоменко – они двигали театр все вместе. Поэтому к молодым надо очень внимательно относиться. Должно зародиться что-то необычное, любознательное, пытливое. Конечно, для того, чтобы нарушить законы, их надо знать, и для этого надо учиться и уважать обучение. Изучить и сказать: «Не нужны мне ваши законы, которые я и так прекрасно знаю». А когда отрицают то, чего не знают, это не свобода, это хаос.
Сергей Осипьян: «Мы не хотели делать ретро, украшать фильм елочными шарами и красными флагами. Наши герои, живущие в 1976 году, погружены в свой маленький внутренний мир, как и мы сейчас. Границы на замке это мы тоже ощутили. Так что не вижу больших отличий от нас сегодняшних. Мода тоже классная, очень красиво все смотрятся в костюмах 1970-х».
Галина Тюнина: «Наша профессия практическая, она не даётся один раз при рождении. И в ней нет боевых заслуг. Ты силён настолько, насколько сегодня силён. Всегда есть риск, что это больше никогда не повторится. И ты даже не знаешь, на какие клавиши нажимать»
Полина Сурнина, «Аэрофлот», 11.2021
- Съемки для своихПолина Сурнина, «Аэрофлот», 11.2021
- Чего не было, того не былоЗоя Апостольская , «Российская газета», 24.11.2016
- «Тополя»Анастасия Плешакова, «Комсомольская правда», 12.10.2016
- Винтаж: Братская ГЭСЕлена Дьякова, ««Новая газета»», 30.09.2016
- Киноспектакль «Тополя» в «Мастерской Петра Фоменко» остался без фокусаГригорий Заславский, «Независимая газета», 28.07.2016
- «Тополя»Наталья Витвицкая, «Ваш досуг», 28.06.2016
- То ли девушка, а то ли — виденьеИрина Шведова, «Московская правда», 28.06.2016
- Расскажи о любви. ПроникновенноАнжелика Заозерская, «Вечерняя Москва», 19.06.2016
- Dolce vita советской эпохиНаталья Васильева, «Известия», 17.06.2016
- «Были и есть только тополя»: спектакль-кинофильм Мастерской Петра ФоменкоАнастасия Каменская, «Buro 24/7», 16.06.2016