Соло на красном треугольнике

В том, чтобы сейчас поставить пьесу Александра Володина, нет ничего сенсационного. У володинских пьес счастливая судьба, они всегда ко двору, их играют при всех режимах. Необычность нынешней постановки в том, кем и где она осуществлена. «Пять вечеров» выпускаются в малом зале «Мастерской Петра Фоменко» но без какого бы то ни было его участия. Режиссером выступил Виктор Рыжаков, известный своими работами в «новой драме».

Если у фоменок, как известно, все «во имя человека и для блага человека», мастерство тонкого психологизма, процветает идеология радостей Ренессанса, то в «новой драме» торжествует маргинальный реализм. Для соединения фоменковского «рая» с новодрамовским «адом» была выбрана нейтральная территория — общее советское прошлое. А именно лучшее из советского театрального наследия — «Пять вечеров».

Героиней события стала Полина Агуреева. Она снова на сцене у фоменок, правда, с чужим режиссером и в довольно пестрой компании, и благодаря ей совпали векторы фоменок и «новой драмы». В роли Ильина Игорь Гордин, звезда МТЮЗа и участник всех событийных театральных проектов последних лет. Зоя — актриса Малого театра Евгения Дмитриева, Катя — студентка школы-студии МХАТ Яна Гладких, Славик — фоменковский стажер Артем Цуканов. За хореографию взялся модный постановщик Олег Глушков.

Не утратившая внешней хрупкости и ломкости, Агуреева, кажется, с легким сердцем распрощалась с девичьими ролями. Теперь она играет женщин — зрелых женщин. Уже в первые пять минут пьесы ее героиня, Тома, заявлена как звезда. Так для Агуреевой ставит спектакль Рыжаков.

Сюжет прост и известен с античных времен: мужчина, внезапно пропавший на долгие годы, возвращается к оставленной в юности возлюбленной. И режиссер видит в володинской пьесе повод порассуждать о тщеславии — о мужском и о женском.

Не столько внешние обстоятельства, сколько саморефлексия задержала на много лет возвращение советского Одиссея. Он, по его собственному ощущению, не состоялся. Хотел стать химиком, а стал шофером. Метил в главные инженеры, а попал на автобазу. Но все-таки нашел в себе силы прийти к любимой. Игорь Гордин играет сухо, жестко. Почему-то не расставаясь со шляпой и пальто. Видимо, этот Одиссей не очень уверен, что прибыл точно по назначению. И совсем не уверен, что его и вправду ждут.

Пенелопа-Тома пребывает в безвременном пространстве. Предпочла законсервироваться в ответ на несправедливости судьбы. Она все так же, как и в юности, работает на «Красном треугольнике», но говорит уже по-птичьи: «живу полной жизнью», «общественная нагрузка» и т. п. Агуреева играет гротеск. Ее Тома — чокнутая тетенька, не от мира сего. Инопланетянка с партбилетом.

К сожалению, актерского ансамбля, дуэта, здесь не получается. Агуреева и Гордин существуют будто в параллельных мирах. Вопреки сценографии, устроенной так, что герои сосуществуют на одном крошечном прямоугольнике сцены, диалога не происходит. Реплики артистов транслируются у каждого на своей собственной частоте. И перед сумасшествием героини Агуреевой герой Гордина попросту теряется — не Одиссей, а будто статист, подающий реплики звезде.

Тем временем сюжетная линия пьесы упрямо ведет к хеппи-энду. За несколько минут до финала Тома по необъяснимым причинам вдруг очеловечивается, более того, временно отказывается от амнезии и неадеквата, и «независимый», мятущийся герой тут же устремляется к ней на всех парусах. Когда-то ключевая фраза для советских людей «ой, только бы не было войны» в финале звучит вполне оправданным бредом. И похоже, что принять столь слабого мужчину сегодня способна только умалишенная женщина. Так и случается ожидаемый финал: у каждой Пенелопы, несмотря ни на что, есть шанс дождаться своего Одиссея.