Барышня с большой дороги

Создатели спектакля «Июль» заинтриговали еще в сентябре — именно тогда в рамках фестиваля «Новая драма» должна была состояться его премьера.
Однако тогда «Июль» появился лишь в виде закрытой читки. А сейчас, к премьере, все уже знали, что «Июль» прошел через руки четырех режиссеров (последний — Виктор Рыжаков). Что Полина Агуреева, отменно переигравшая в «Мастерской Петра Фоменко» множество классических барышень, выйдет в вечернем платье и сыграет убийцу. И что сам Фоменко благословил ее - понравился текст драматурга Ивана Вырыпаева.
Все так и было: Полина в роли маньяка и ее учитель в седьмом ряду. «Июль» — не столько месяц, сколько символ воспаленного сознания. Он написан в основном от лица здоровенного деревенского пенсионера, который совершает убийство за убийством и поедает своих жертв. Год рождения его 1950-й, а сейчас ему 63 — от ощущения, что речь идет о нашем недалеком будущем, уже не отделаться.
Мотивы убийств — все больше «праведные». Сосед наказан за то, что не пустил пожить месяца два между пожаром и устройством в какую-нибудь «дурку». Молоденького священника наш герой пытается отправить в рай из благодарности. У женщины, похожей на его первую любовь, попросить руку и сердце — кисть правой руки и сердечную мышцу. Еще он убивает нищего в борьбе за место под солнцем, точнее, под железнодорожным мостом, там же съедает приблудшую собаку┘
Ужас, смех, богоборчество и богоискательство, точно вывернутые наизнанку. Матерок, претенциозность, искренность и снова ужас. Литературные ассоциации, вязь бездонного словесного болота. Все связалось в этом «Июле» в единый узел. Текст будто выплевывается кровавыми ошметками. При желании в них можно разглядеть надрыв Достоевского, фолкнеровские мотивы душевной скорби или некрофильские изыски Сорокина. А съеденная собака заставляет вспомнить, как питались сырым мясом и кровью платоновские люди из народа джан.
В отличие от многих попутчиков «Новой драмы» Иван Вырыпаев вовсе не перекати-поле в литературе, он осознает свои корни. Как писал Иосиф Бродский в послесловии к «Котловану»: «И все-таки следует приветствовать любую попытку воссоздать этот язык, компрометирующий время, пространство, самую жизнь и смерть — отнюдь не по соображениям „культуры“, но потому что, в конце концов, именно на нем мы и говорим».
И все же главное впечатление от «Июля» — не от текста, а от игры Полины Агуреевой. Пожалуй, никто из аристократичных фоменковских актрис не посмел разделаться с собственным имиджем столь радикально, чтобы прорваться к новому градусу существования. Два черных платья и концертный микрофон, луч софита и океанские волны жутковатого текста — с помощью этих подручных средств хрупкая, стильная, простодушная и дерзкая актриса добивается оглушительного эффекта.