Форум

Фантазии Фарятьева, любовь и концепции мира

Пьеса Аллы Соколовой «Фантазии Фарятьева» хоть и написана полвека тому назад, но удивительно современна и, похоже, останется такой на долгие годы, поскольку в ней странным образом сочетаются модернистский подтекст, нелепость, ощущение трагичности бытия и вера в любовь.

Бытовая пошлая текучка жизни, ощущаемая как звукопроницаемое несчастье, в жутких розочках и со вкусом «паршивых котлет» поставлена на сцене Мастерской Петра Фоменко режиссером Верой Камышниковой в совершенно футуристическом стиле.

Возможно, основные создатели этой фантасмагории – художник-постановщик Мария Трегубова и художник по свету Владислав Фролов.
Мир спектакля – это пространство, то отраженное в зазеркалье, то ограниченное обоями в голубой цветочек (и, наверное, пахнущее этой же засаленной бумагой), то расширяющееся до звездной кантовской бесконечности, в которой, словно в невесомости, парят персонажи пьесы.
Мир спектакля – это время, сперва суженное до обывательского существования здесь и сейчас, где каждый день похож в своей безысходности один на другой и ничего впереди, после – вмещающее в себя столетия: от эпохи Сикстинской капеллы до космического грядущего.
Мир спектакля – это люди. Поначалу безымянные: просто мужчина и просто женщина за одним столом, позже обрастающие десятками разнообразных имен, связей, родственников, знакомых и любимых…

Неуловимые мотивы чеховских драм с их лиричностью, надеждой на светлое будущее, ожиданием любви и бесконечного счастья трансформируются в трагифарс, в котором есть место своему саду, где библейские животные превращаются в лиловых оленей, красных собак, желтых медведей и зеленых рыб… Есть и письма, и возвращение героини к любовнику. Есть скрытое за постоянными попытками накормить-напоить отчаянное желание вырваться из этого навечно въевшегося под кожу Очакова в Киев, Одессу (читай: Москву-Москву-Москву…)

Каждый в этом спектакле в каком-то смысле действительно уходит в бесконечность.

Фарятьев, блистательно воплощенный Юстэмом Рускаевым, балансирующий на грани недоверчивости, смутной надежды, веры в чудо и в итоге опустошенности уходит сначала в томление о прекрасной женщине Александре (Полина Агуреева), потом в воспоминания о прошлой *настоящей* инопланетной жизни, где чувства «яркие, горячие», и, наконец, в тяжелый сон, подобие смерти, где больше нет боли и «распахнется дверь в далекий необычайный мир»…

Саша уходит к реальному, хоть и внесценическому, но в ее глазах идеальному, необыкновенному Бедхудову, который зовет ее «Санёк», но это совершенно неважно, ведь он «похудел» и «губы дрожат», и «уже снял комнату»… А вдруг взаправду любит и «взаимопонимание необходимо»? И тогда мама, сестра и жених – все вторично, когда «такое счастье», что можно вылететь из дверей. Буквально.
И это торопливое, захлебывающееся, такое изломанное в каждом слове и жесте настолько точно у актрисы, что задыхаешься вместе с ней.

Тетя Фарятьева уходит в мечты и любовь к племяннику, почти что сыну Павлуше. Из ее рук рождаются светящиеся нити, объединяющиеся в созвездия и связывающие всех со всеми – удивительно тонкая, щемящая, прозрачно-бисерная актерская работа Лилии Егоровой.

Мама (Галина Кашковская) тоже уходит. Хотя это самый приземленный персонаж в пьесе с ее обидами на дочерей, типичными и узнаваемыми во всех поколениях, селедкой и наливочкой, но – окрыленная сумасшедшей любовью к своим «девчулям» – взмывает в объятиях белоснежного пододеяльника в белой пене цветущих каштанов. Именно ее растворяющийся в небытии голос звучит в финале, смазывая из письма друзей самое важное: «…и все мы живы, слава богу, а это главное…»

И, наконец, Люба. Любовь как она есть. Настроенная на одну волну с Фарятьевым с самого начала действия («такой нереальный мужчина», «свежесть дает»), младшая сестра словно является земным воплощением любви. Иной, не такой страстной, как у Саши, но вселенской, почти божественной. И не мудрено. Павел Павлович не просто «маленький человек» в квадрате, но и носитель имени апостола Павла, создателя величайшего гимна любви. Восхождение Любы от почти что ненависти до всеохватного любовного чувства – к маме, Шушечке, Фарятьеву – в невероятно пронзительной и искренней интерпретации Веры Строковой становится центром этой постановки.

Банально и пафосно, но, если тебе было дано это счастье, это чудо – любить, ты уже никогда не сможешь стать прежним. И пусть это несчастливая или несвершившаяся любовь, главное, что твоя душа обрела ее на мгновение, значит, все в твоей жизни не напрасно.

Почему же эта трагикомедия, написанная и поставленная еще в 1976 году в совершенно классическом формате и не предполагающая фантазийного режиссерского прочтения, вдруг в 2014 обретает гиперболические, гротескные черты трагифарса? Возможно, потому что мир изменился, и это зафиксирует футуролог Джамаис Кашио, сформулировав его понимание как BANI-мира (Britle+Axious+Nonlinear+Incomprehensible) – Хрупкого, Тревожного, Нелинейного и Непредсказуемого. Похоже на каждого из героев этой постановки, не правда ли?
А может быть авторы спектакля опередили и это время, предугадав на десятилетие вперед новый концепт SHIVA-мира (Split+Horrible+Inconceivable+Vicious+Arising), предложенный в 2022 году Марком Розиным: Разделенный-Ужасный-Невообразимый-Беспощадный. И вот в него как раз совершенно логично вписываются скафандры, абсурдная опухшая Невеста и похожий на Чумного доктора прообраз двоюродной тетушки Сони…
Впрочем, в этом акрониме есть еще одна буква. A – Arising (зарождающийся, возникающий). То, что достигло апогея и физически разрушено, непременно даст надежду на зарождение нового.

Только сильнее, сильнее маши своим платком, Люба!..
#фантазиифарятьева